Никита Уржумов: Корея может научить нас экспортировать электронное правительство

В некоторых кругах принято — и не без оснований — считать, что Россия напрасно ориентируется в своих инициативах на Европу. Да, там цивилизация, Евросоюз и высокий уровень жизни, но европейская структура и политика все больше начинает напоминать сыр с плесенью — плесень благородная, но плесенью пахнет все равно. А тем временем настоящие качественные прорывы наблюдаются на Востоке — в странах Аравии и Азии. Ну, понятно, первые живут на нефтяной жиле. А вот вторые без всяких полезных ископаемых демонстрируют один технологический скачек за другим. Скажем, Южная Корея уже 30 лет строит лучшее в мире электронное правительство — лучше, чем Эстония, Норвегия и другие нордические страны, которые часто приводят нам в пример.

Пару месяцев назад с корейским опытом построения электронного государства знакомился Никита Уржумов, начальник управления внедрения проекта «Информационное общество» филиала в Удмуртской Республике ОАО «Ростелеком», кандидат технических наук. Сегодня он расскажет читателям Ижайти, как так получилось, что Корея стала лидером в этой области еще до того, как корейцы научились играть в StarCraft.

Павел Овчинников: Пару слов о вашей поездке: какова была цель, на что именно вы ехали смотреть, какие конкретные знания хотели получить?

Никита Уржумов: В начале августа мы провели в Сеуле около недели. Встретил нас Корейско-Российский деловой совет – организация, созданная для развития сотрудничества двух стран в разных областях, в том числе, в сфере информатизации государства. Со-организатором поездки выступил  Фонд поддержки национальных проектов, которым руководит Сергей Юркевич.

В первую очередь. Корея нас интересовала, как страна с наиболее развитым электронным правительством по различным международным оценкам, для них это давно уже не технологическая новинка, это то, что у них давно реально работает. Потому программа мероприятия включала в себя знакомство со структурой электронного правительства и  изучение основного опыта построения взаимодействия субъектов.

Мы рассчитывали, конечно, что Корея покажет нам больше — покажут, как все работает изнутри, дадут залезть поглубже. Однако корейцы оказались более закрытыми, чем мы предполагали. Это быстро получило свое объяснение: многие вещи, которые нам хотелось увидеть, так или иначе были связаны с государственной безопасностью.

Хотя, в принципе, увидели мы и так немало.  Мы посмотрели, какие системы у них функционируют, что эти системы обеспечивают гражданину, что дают государственному служащему, на какой технологической базе они построены, какие решения применяются, как построена организационная и техническая инфраструктура и многое другое.

Полный состав делегации

П.О.: Российская газета писала, что в 2012 году ООН единогласно признала электронное правительство в Южной Корее лучшим в мире. Так оно и есть?  Как оно развивалось в Корее?

Н.У.: Изначально надо четко понимать, что вообще такое «электронное правительство». Как правило, цель внедрения всех этих систем – это обеспечение максимальной прозрачности взаимодействия гражданина и государства, облегчение взаимодействия, устранение так называемых административных барьеров. Те вещи, которые автоматизируются, вполне очевидны и понятны. Если мы  хотим, чтобы гражданин получал государственные услуги в электронном виде, то нам в, первую очередь, надо обеспечить ему доступ к услугам, а чиновнику мы должны дать простой инструмент для реализации услуг.

Так вот, в Корее все эти механизмы начали формироваться достаточно давно. Речь идет о сроке порядка 30 лет. При этом подход, который Корея исповедует в этой области, отличается особенной системностью.

Уже в начале 80-х годов правительство Кореи приняло решение о том, что в стране должны развиваться системы для автоматизации деятельности государственных органов. Был взят курс на централизацию информационных баз и на максимальное использование информационных технологий в процессе взаимодействия гражданина и чиновника. В 90-х уже определились с технологическими решениями, начали строить системные проекты. А в последнее десятилетие фактически привели все в порядок, доводят до ума последние части, строительства дата-центров и так далее.

При этом все строилось не на пустом месте, а на подготовленных элементах — это хорошо проработанные нормативные акты и стандарты, которые позволили гарантировать эффективное взаимодействие и дальнейшей развитие всех узлов системы.  То есть, страна работала на перспективу.

Российская делегация знакомится с технологиями Кореи

За это время сменилось несколько президентов, но курс был неизменный, все это было частью сохранения безопасности страны. Корея живет в постоянном ожидании войны с агрессивным соседом. Для того, чтобы была возможность держать все под контролем и обеспечивать быструю реакцию на любые потенциальные угрозы – такой комплекс информационных систем просто необходим.

Именно поэтому то, что мы сейчас называем универсальной электронной картой, у них появилось где-то между 70-ми и 80-ми годами.

П.О.: А кроме того, что времени у Кореи было больше, в чем принципиальное различие их варианта развития от нашего?

Н.У.: Корея отличается целым рядом принципиальных подходов, которых я не видел больше ни у кого.  У них до 60-х годов функционировало военное правительство.  Руководителями страны были военные чиновники, все решения, которые принимались – исполнялись безоговорочно, не было никакой демократии. Именно в конце эпохи военного правительства пришло решение о присвоении каждому гражданину идентификационного номера, типа нашего СНИЛС или ИНН. Решение было принято, все граждане получили этот ID, и в последующие годы каждый новый гражданин получал номер уже при рождении.

П.О.: И никакого сопротивления, разумеется, у населения это не вызывало?

Н.У.: Никакого. Более того, у корейцев не возникало никаких проблем с отказом от номера по религиозным или любым другим причинам. Дело в том, что такие глубинные решения пришлись на эпоху тоталитаризма, когда ничто и нигде не обсуждалось. Надо – сделали.

Соответственно, после того, как у гражданина появился ID, выстраивать какую-то единую систему обработки данных по уникальному ключу стало в разы проще. Вот они от этого ID и развивались дальше.

П.О.: Какого уровня сегодня у них достигла практика использования ID?

Н.У.: Сейчас у них функционирует программа по замене паспорта. У корейцев нет внутреннего паспорта, у них есть ID-карта. Это поликарбонатная заготовка с чипом и биометрией, которая, правда, пока еще не используется полностью. У карты несколько степеней защиты, она кроме самого ID никакой другой информации не несет.  Она читается любым доступным способом и помогает четко идентифицировать человека в любой информационной системе.

Технологический процесс изготовления таких карт умещается в нескольких комнатах, все работает в непрерывном режиме, производство полностью автоматизировано. Срок выдачи карты с момента заявки – максимум 2 недели.  Инфраструктура работает вообще без сбоев.

П.О.: Со спуском решений в народ – понятно. А как обстоят дела с принципами построения самого электронного правительства?

Н.У.: Второе принципиальное решение, которое обеспечивает успех корейцам – единый интегратор данных в стране.  Данные со всех субъектов необходимо объединять  (это то, ради чего мы сейчас развиваем СМЭВ – систему межведомственного электронного взаимодействия), при этом информация поступает с разных сервисов и систем, в разном виде, поэтому необходима надежная платформа.

У корейцев на определенном этапе образована единая структура – Национальное агентство по информатизации, которое построило дата-центр. Затем  было принято решение на государственном уровне – все информационные базы государственных органов собираем и сливаем в одну.  Не надо никакой интеграции, никаких коннекторов – просто физически все данные хранятся в одном месте.

П.О.: А на локальном уровне данные вообще хранятся?

Н.У.: На локальном уровне стараются вообще ничего не держать. Все данные находятся в одном дата-центре — логически, а фактически -  сразу в трех. Один основной, второй – резервный для хранения бэк-апов. Эти центры находятся в известном месте. Есть еще третий, почти мифический – никто не знает, где он.  Этот центр – последнее звено, которое работает, когда вообще все поломалось.

П.О.: Какова в целом структура ЭП в Корее? Какие в ней участники, как выстроена архитектура и отличается ли от нашей?

В таких классах изучали корейский опыт.

Н.У.: И у нас и в Корее структура диктуется потребностями граждан. Надо понимать, что это, в принципе, более-менее стандартные элементы.

Что должно быть обязательно: это информационные системы, которые обеспечивают автоматизацию деятельности чиновников на всех трех уровнях (республика, регион и муниципалитет).  Соответственно, чиновник должен на своем рабочем месте иметь систему, в которой он работает каждый день, решает свои непосредственные задачи. В Корее это называется административными процессами, а у нас – государственными услугами и государственными функциями.

Такая система есть в каждом электронном правительстве. А в Корее она даже имеет свое название – Он-Нара. Она у них существует на всех уровнях власти и представляет собой интерфейс к единой базе данных. Каждый чиновник ведет какие-то свои процессы, но фактически он работает с единой базой по «удаленке». На местных серверах хранятся локальные копии данных на очень короткое время – лишь для того, чтобы обеспечить отказоустойчивость.

Кроме системы работы чиновника должны быть системы работы с гражданами. В России это, в первую очередь, портал госуслуг и различные другие сервисы, вроде портала госзакупок и обращений граждан.

Корейские достопримечательности.

В Корее есть сервисы, которые работают по такой же логике, только с большим уровнем автоматизации процессов.  Заявки от граждан автоматически проходят анализ, классифицируются, определяется направление, потом заявка падает в систему Он-Нара и уже отправляется к нужному чиновнику. Точно так же, как и у нас — заявка попадает в систему исполнения регламентов.

П.О.: При работе с внешним интерфейсом обычно возрастает опасность всякого мусора и спама.  Как с этим справляются корейцы? Есть такое у них вообще?

Н.У.: Да, мы спрашивали корейцев: «Спама много?», они отвечали: «Много, но если из 10 заявок хотя бы одна по теме – это уже хорошо».  Это говорит о том, что система работает – и это уже в пользу взаимодействия.

П.О.: Понятно. Но госуслуги и электронное правительство – это же только определенная часть информационного взаимодействия. Какими-то другими социальными проектами корейцы хвастались?

Н.У.: Ну, у корейцев есть системы взаимодействия, основанные на этой же инфраструктуре, что и электронное правительство, аналогов которых у нас нет. Например, система взаимодействия с производителями сельхозпродукции.

Главная проблема фермера – это рынок сбыта, за который ему приходится бороться, договариваться с сетями сбыта. Что придумали корейцы: у них есть портал invil.org, на котором любой фермер может появиться и сказать: «Я выращиваю морковку, расфасовываю ее в пакеты и продаю ее за столько-то – вот фото». Соответственно, рядовой гражданин заходит на портал, видит фермеров, которые работают в его регионе, и покупает качественный продукт местного производителя.

П.О.: Фактически интернет-магазин сельхозпродукции?

Н.У.: Фактически да. При этом вся логистика государственная. Производитель не знает, куда уехала его морковь, он просто отгружает нужное количество и получает свой доход. А уже служба доставки в течение дня привозит продукцию заказчику. При этом, все работает локально, люди не заказывают ничего в соседних регионах. Корейцам хорошо – они  получают свежие продукты, а фермеры получают сбыт. Это государственный проект, направленный на развитие производителей, развитие региональной экономики.

П.О.: А можем ли мы в целом сравнить ЭП в Корее и в России? Есть ли серьезные различия и общие витки, точки соприкосновения?

Н.У.: Надо понимать, что сроки, которые ставятся перед нами, исходят не от каких-то неправильных решений конкретных людей, а из соображения того, что другие страны давно уже это развивают и получают прибыль.  Наша страна от этого никакой прибыли не получает, хотя могла бы – при нашем-то уровне технологического развития.

Но не надо забывать, что та система федеративная, которая существует у нас, имеет, конечно, очевидную схожесть с Кореей, но серьезно различается масштабами. Одной из причин того, почему у нас все притормаживает, по моему мнению, является некоторый «сепаратизм» в регионах. Предпосылки очевидны – раздельность бюджетов. Если бы проект электронного правительства исходил из единого бюджета, я думаю,никаких бы проблем не было.

Диаметрально противоположный вариант – это когда регионам дают общие стандарты и заставляют их самостоятельно к ним что-то подстраивать. Но тогда, на мой взгляд, не получится обеспечить одинаковые темпы развития проекта во всех субъектах: у всех разные бюджеты, у всех разные приоритеты и потребности. В Якутии, например, самая востребованная услуга – ветеринарный паспорт оленя, а он не поставлен в список приоритетных услуг.  Я считаю, если дать субъекту полную свободу, он сосредоточится на своих потребностях и не будет строить общую систему.

Поэтому в России было принято решение, что интеграционный уровень взаимодействия реализуется из федерального бюджета, а что делается в субъекте – из регионального. В итоге у субъектов появилось ощущение, что у них есть свобода, которую ограничивают.  Они просят «дайте нам самостоятельно все развивать», но это непродуктивный подход. В конечном счете, при тех условиях, которые существуют у нас, эти проекты никогда не сольются в один. Не будет общей инфраструктуры, а будут серьезные перекосы.

В Корее же все делается в рамках единого агентства, через которое проходят все бюджеты, решения и технологии.  У них выбора нет,  они внедряют то, что спускается через эту структуру. Поставщиком решений зачастую является само агентство – у них есть свой департамент разработки, который что-то делает своими силами. При этом в Корее отлично развиты телекоммуникации, у них LTE по всей стране, везде есть беспроводной интернет. Потому проблем с взаимодействием у них нет вообще. В итоге, информатизация проходит на раз.

П.О.: Неужели корейцы не испытывали  никаких проблем?

Н.У.: Проблемы были вполне стандартные, организационные. На местах было сопротивление — «зачем вам наши местные данные, все равно кроме нас ими никто не будет пользоваться». Его преодолели. И технологические проблемы возникали, но тоже решались вполне быстро – в Корее под боком всегда есть LG и Samsung.  Они закрыли множество вопросов связанных с коммуникациями и оборудованием. Плюс подход к работе в корейской культуре (у них там в году только 4 дня оплачиваемого отпуска) решал многое.

П.О.: А чему, например, российским телекоммуникационным компаниям можно поучиться у корейских коллег?

Н.У.: У корейцев есть прекрасный опыт работы по развитию и продвижению решений. У них есть две организации, которые этим занимаются. Первая занимается развитием технологий, вторая – их продвижением на международные рынки.

На сегодняшний день корейцы реализовали проекты по электронному правительству в 16 странах – это, в основном, развивающиеся страны, которые не обладают нужными ресурсами, специалистами и опытом для построения таких проектов. Это не только Азия, это еще страны Африки и Южной Америки, среди них Уганда, Афганистан и ряд других.

Так вот, нам хочется не только все хорошо сделать у нас в России, но и перенять некий реальный опыт экспорта своих решений, в первую очередь, в странах СНГ. Если мы говорим о трудностях в России, то они связаны с тем, что наша структура слишком растянута, но сама идеология решений правильная, и для стран ближнего зарубежья она подходит идеально, у них подобных проблем не возникнет.

Источник: Ижайти